Сами налоговые повинности в теории рассматривались Петром Великим как совокупность силовых приёмов и средств для ведения крупномасштабных военных действий, перестройки вооружённых сил и проведения политического и экономического реформирования. Главной социальной функцией налоговых сборов становится функция государственного строительства.
Налоговые сборы окончательно дифференцируются на повинности (термин происходит от слова “вина”, то есть виновное рождение в подлом, “чёрном” сословии) и налоги как таковые: за определённое субъективное право заниматься какой-либо деятельность, иметь в собственности и так далее.
В 1718 году прежняя система, при которой налоговые подати взимались чиновниками на местах, а мерилом налога был фактический двор, на котором проживала семья податного населения, была полностью подвергнута ревизии, провозглашена пережитком капитализма и заменена на новую. Отныне прямые налоговые сборы взимались с каждой дворовой души, призванной по закону к уплате таковых.
В 1718 по 1724 год происходит подушная перепись всего мужского населения. Перепись шла трудно и с огромными потерями для генофонда России. Так, всех нежелающих сообщать свои данные, коих набирались многие тысячи, сначала пытали, а потом душили верёвками или отрубали головы (для особо нерадивых). Тогда же происходит запись всех мужчин в ревизские списки, которые и являлись законным основанием для последующего взимания налогов. Следует сказать, что в мужские ревизские списки записывались все особи мужского пола, начиная от грудных детей и заканчивая столетними стариками. А для простоты расчетов и в целях обеспечения полноты уплаты тягла (повинности) всеми без ссылки на нетрудоспособность Пётр Алексеевич придумал огораживать податных людей огородной линией. Таким образом, в случае, если какой-нибудь член семьи ещё не мог или же уже не был в том физическом состоянии, чтобы справно платить повинность, повинность платили те члены семьи, которые были ещё в состоянии. И наконец подушная подать по сравнению с ранее существовавшим подворовым сбором была увеличена в три раза.

В реформаторском пылу, в ежедневных заботах и стараниях об усовершенствовании государственного управления в России царь Пётр Великий награждал своих верноподданных всё новыми и новыми налогами.
Так, в промышленных регионах, где существовала сеть мануфактур и производственных цехов, существовал и особый вид дополнительного налога, которым облагалось все население этих регионов, на оплату труда наёмных рабочих. Эту схему теоретически разработал и практически внедрил на своих мануфактурах князь Черкасский, за что почитался царём как самый гениальный новатор и промышленник всех времён и народов, и сыскал добрую славу и трепетное уважение у облагаемого народа.
В январе 1705 года вводится налог на дубовые гробы. Вот что пишет по этому поводу известные дореволюционный историк Н. И. Костомаров:
"Во всем государстве приказано переписать дубовые гробы, отобрать их у гробовщиков, свезти в монастыри и к поповским старостам и продавать вчетверо против покупной цены. Каждый, привозивший покойника, должен был являться с ярлыком, а кто привозил мертвеца без ярлыка, против того священники должны были начинать иск".
Одновременно с этим налогом вводится налог на ношение бороды, размер которого варьировался в зависимости от статусного положения носителя растительности на лице. Так, со служилых и приказных людей, а также с торговых и посадских брали по 60 рублей в год с человека. С гостей и богатых торговцев гостиной сотни - по 100 рублей, а с людей низшего звания - боярских людей, ямщиков-извозчиков - по 30 рублей. Заплатившие должны были брать из приказа особые знаки, которые постоянно имели при себе, а с крестьян брали за бороды по две деньги всякий раз, как они приходили в ворота из города или в город: для этого были устроены особые караульные.
Почитая общеевропейские веяния во всех сферах общественной жизни, Пётр Великий решил начать именно с внешнего облика своих подданных, и не остановился на обложении налогом бород. В скором времени и за ношение одежды, сшитой на русский манер, стали брать налоги, а по сути - самые что ни на есть штрафы. Так, к каждому городу и волости были прикреплены целовальники (особый род административных работников), которым было поручено с каждого разгуливающего невесть в чём брать налог на это самое невесть что – с пешего по 13 алтын, а с конного аж по два рубля.
В целом тогда существовало огромное количество налогов. Историческим документом, проливающим хоть какой-то свет на примерный перечень налоговых платежей, служит “оброчный” табель, составленный сотрудниками камер-коллегии в 1724 году. Самую крупную оброчную статью доходов составляли всевозможные таможенные сборы. Далее, ненамного отставая, следовал кабачный сбор, который уплачивался за содержание питейных заведений, которые, кстати сказать, находились на втором месте по посещаемости сразу после церкви.
Стоит также отметить такие налоги как соляной сбор, сбор с рыбной ловли, с мельниц, с домовых бань, с пчелиных ульев, с деревянных построек, с иностранцев и иногородцев, с зависимых территорий, с лиц исповедующих раскольнический образ мыслей и жизни, сбор за использование гербовой печати, за использование специальной бумаги, сбор за найм извозчиков и так далее до бесконечности.
Однако не стоит думать, что весь этот длинный список налоговых платежей сию же минуту мог разрешить целый комплекс накопившихся в стране проблем и принести государственной казне невероятные суммы свободных денежных средств. На деле не получилось ни собрать с населения много денег, ни стабилизировать обстановку в стране.
Побег в ту пору был делом весьма популярным: бежали не только крестьяне, но и их бывшие господа нередко сами норовили пуститься вприпрыжку по просёлочной дороге. Дело в том, что ещё раньше Пётр Пёрвый подсуетился и издал указ, гласящий, что долги, числившиеся за беглыми крестьянами, автоматически переходят в разряд личной задолженности владельцев беглецов. И если крестьян после побега нередко просто возвращали к своему хозяину, то в отношении беглого дворянства всё обстояло куда драматичнее: их вешали сразу же после того, как они оказывались пойманными царскими войсками.
Несмотря на все эти чрезвычайные меры, недоимки по всем статьям оставались на несколько лет невнесенными, не представлялось ни малейшей возможности их собрать, и, наконец, правительство должно было в ноябре 1709 года простить все прежние недоимки и взыскивать только за два последние года. Впрочем, последующие указы противоречили предыдущим: после прощения старых недоимок осенью 1711 года велено было взыскивать недоплаченные деньги с 1705 года.
Кроме того что народ не желал отдавать кому бы то ни было свои кровно заработанные копейки, так ведь ещё и в самих новых петровских учреждениях завелись старые допетровские порядки:
"Ничто так не усиливало побеги задолжавших государству людей, как злоупотребления со стороны всяких начальствующих лиц. В царствование Петра каждый, кому по служебной обязанности предоставлялось брать что-нибудь в казну с обывателей, полагал, по выражению современника, что он теперь и для себя может высасывать бедных людей до костей и на их разорении устраивать себе выгоды. Современники замечали, что из 100 рублей, собранных с обывательских дворов, не более 30 рублей шло действительно в казну, остальное беззаконно собиралось и доставлялось чиновникам. Какой-нибудь писец, существовавший на 5-6 рублей жалованья в год, получив от своего ближайшего начальника поручение собирать казенные налоги, в четыре или пять лет разживался так, что строил себе каменные палаты. Эти черты нравов размножили до чрезвычайности побеги и разбои".
Всё остальное время существования абсолютной монархии в России было отмечено то усложнением, то упрощением налоговых порядков, завёдённых при Петре Великом: виды налогов оставались прежними, обязанность по уплате повинностей лежала на одних и тех же субъектах, учреждения, заведующие сбором повинностей и налоговых платежей меняли только названия и месторасположение.
Единственным, что не оставалось на месте, был размер налога. Следуя великой русской традиции каждый, кто примерял на себя царские властные атрибуты, старался хоть как-то облегчить тяжёлое бремя своего бедного и угнетённого народа.